Проводил в армию самого родного и дорогого человека.
Невозможно сказать, как все это было; вспоминаются обрывки: как стою у холодного забора, толпятся люди, заглядывают в ворота, отстраняются, молчат, курят, говорят, две женщины, обнявшись, рыдают; из-за забора виден кусок здания, в окне - люди в армейской форме, только что надевшие ее, машут руками, пытаются улыбаться.
Еще - как удается на пять минут подойти к поезду, и я боюсь подходить близко, чтобы о нем неоправданно не подумали плохого, я трясусь от ветра, от колючего мокрого снега, который то и дело становится водою. Я курю и не чувствую вкуса дыма; в тот момент, когда поезд уже готов двинуться и женщины начинают плакать, вдруг обрушивается короткий злой дождь, вымывая слезы начисто.
И обнаруживаю, что не чувствую совершенно никакого холода, будто отрезало все нервы, и в голове большая дыра, в которую сваливаются обрывки памяти, а за ними сказки, города, земли и целые вселенные...
Вернулся домой я уже под вечер, в темноте нашаривая ступени лестницы, не ощущая по-прежнему ничего. Мне хочется спать, но разве кошка сможет заполнить пустоту на нашем диване, которая теперь образовалась. Баюкаю бутылку коньяка, которую мы начали позавчера, смотрю в окно на страшные звезды и только сейчас разрешаю себе плакать.
Такого холодного дня еще никогда не было.
Невозможно сказать, как все это было; вспоминаются обрывки: как стою у холодного забора, толпятся люди, заглядывают в ворота, отстраняются, молчат, курят, говорят, две женщины, обнявшись, рыдают; из-за забора виден кусок здания, в окне - люди в армейской форме, только что надевшие ее, машут руками, пытаются улыбаться.
Еще - как удается на пять минут подойти к поезду, и я боюсь подходить близко, чтобы о нем неоправданно не подумали плохого, я трясусь от ветра, от колючего мокрого снега, который то и дело становится водою. Я курю и не чувствую вкуса дыма; в тот момент, когда поезд уже готов двинуться и женщины начинают плакать, вдруг обрушивается короткий злой дождь, вымывая слезы начисто.
И обнаруживаю, что не чувствую совершенно никакого холода, будто отрезало все нервы, и в голове большая дыра, в которую сваливаются обрывки памяти, а за ними сказки, города, земли и целые вселенные...
Вернулся домой я уже под вечер, в темноте нашаривая ступени лестницы, не ощущая по-прежнему ничего. Мне хочется спать, но разве кошка сможет заполнить пустоту на нашем диване, которая теперь образовалась. Баюкаю бутылку коньяка, которую мы начали позавчера, смотрю в окно на страшные звезды и только сейчас разрешаю себе плакать.
Такого холодного дня еще никогда не было.