Мне казалось, что батареи стали холодными именно потому, что я остался один в маленьком доме; сначала холод был незаметен, я спокойно вешал белье сушиться и не понимал, отчего оно не сохнет.
Холод пошел сюда ближе к вечеру. Моя новая кошка упросилась на улицу и не вернулась; я завернулся в одеяло и попытался играть в палатку, но не игралось. Тогда я представил себе огромное дерево с радугами, сияниями и закатами вместо цветов; нас под ним,: бестелесных, прозрачных, волшебных людей с полными рукавами сновидений; будто мы вообще не знаем о городах с проводами и воронами, о троллейбусах и пробках, грязных галошах, лужах, будильнике по утрам, манной каше пригоревшей.. так, правдами-неправдами, удалось заснуть, только снилось больше страшное и больное.
На следующий день батареи снова были теплыми, и я недоумевал: может быть, приснилось? может быть, просто показалось?
Сегодня я возвращался из гостей; я стал ходить к людям, приводить людей к себе: все затем, чтобы они вконец опротивели мне, чтобы глаза мои их больше не могли видеть; чтобы спокойно и с радостью погрузиться в творческое одиночество.
Дома не было электричества. Молчали все выключатели, по комнатам пробирался в потемках, догадался достать диодники и читал первую подвернувшуюся книгу в их бело-синем свечении - спать раньше трех часов утра я никогда не ложусь. Пытаюсь, но не помогает даже дивное дерево с сияниями...
Несколько раз свет включали, потом отнимали опять - я включал диодник в надежде, что теперь палатка у меня получится.
Приходят друзья, поднимаются по лестнице. Нет, что-то не так в этом доме! - говорят они. И тут же поправляются: все теперь здесь не так, все!
И это "не так" ворует тепло из батарей, потом свет из ламп и электричество, - что-то оно заберет в следующий раз?
И стоит только закрыть глаза, как опять из рукавов сыплются сны, и мы, такие прозрачные и невинные, играем во что-то у большого дерева, и сверху сыплется северное сияние, потому что мы его сбиваем камнями; и в палатке Виноградник опять горит свет - это мы разводим костер в кастрюле, и сжигаем на нем неудавшиеся стихи, и это так смешно...

Холод пошел сюда ближе к вечеру. Моя новая кошка упросилась на улицу и не вернулась; я завернулся в одеяло и попытался играть в палатку, но не игралось. Тогда я представил себе огромное дерево с радугами, сияниями и закатами вместо цветов; нас под ним,: бестелесных, прозрачных, волшебных людей с полными рукавами сновидений; будто мы вообще не знаем о городах с проводами и воронами, о троллейбусах и пробках, грязных галошах, лужах, будильнике по утрам, манной каше пригоревшей.. так, правдами-неправдами, удалось заснуть, только снилось больше страшное и больное.
На следующий день батареи снова были теплыми, и я недоумевал: может быть, приснилось? может быть, просто показалось?
Сегодня я возвращался из гостей; я стал ходить к людям, приводить людей к себе: все затем, чтобы они вконец опротивели мне, чтобы глаза мои их больше не могли видеть; чтобы спокойно и с радостью погрузиться в творческое одиночество.
Дома не было электричества. Молчали все выключатели, по комнатам пробирался в потемках, догадался достать диодники и читал первую подвернувшуюся книгу в их бело-синем свечении - спать раньше трех часов утра я никогда не ложусь. Пытаюсь, но не помогает даже дивное дерево с сияниями...
Несколько раз свет включали, потом отнимали опять - я включал диодник в надежде, что теперь палатка у меня получится.
Приходят друзья, поднимаются по лестнице. Нет, что-то не так в этом доме! - говорят они. И тут же поправляются: все теперь здесь не так, все!
И это "не так" ворует тепло из батарей, потом свет из ламп и электричество, - что-то оно заберет в следующий раз?
И стоит только закрыть глаза, как опять из рукавов сыплются сны, и мы, такие прозрачные и невинные, играем во что-то у большого дерева, и сверху сыплется северное сияние, потому что мы его сбиваем камнями; и в палатке Виноградник опять горит свет - это мы разводим костер в кастрюле, и сжигаем на нем неудавшиеся стихи, и это так смешно...
